Как отличить друга от льстеца?
Apr. 6th, 2020 07:49 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Дмитрий Борисов опубликовал статью "Как древние греки говорили правду и заботились о себе — и почему мы так не умеем" Там он анализирует философские трактаты о людях, которые говорят правду с опасностью для себя. Философы называют их парресиастами.
Насколько я поняла из текста статьи и обсуждения вокруг неё, по-русски парресиасты можно перевести, как правдолюбы, которые говорят правду в глаза с риском навредить себе. Такого человека за сказанное могут изгнать из общества, начиная с простого избегания общения с ним и заканчивая отправкой на тот свет. В зависимости от статуса слушателя этой неприятной правды: родственник, друг, коллеги, однопартийцы или царь. Меня заинтересовали 2 параграфа в этом обсуждении и я ниже их публикую. Они менее всего засыпаны философскими спецтерминами и вполне понятны обычным людям, желающим найти способы своего гармоничного общения с людьми вокруг. Как говорить и слушать правду, чтобы себе не навредить, а пользу извлечь?

«Будь душа у меня золотая...»
Итак, «забота о себе». С точки зрения древнего грека эта этическая установка, нацеленная на «управление собой» в соответствии с нравственными ценностями и рациональными принципами, не реализуется без «познания себя» (gnōthi seauton, Γνῶθι σεαυτόν). А заниматься самопознанием исключительно в одиночку не следует (похоже на неприятие самоанализа в психоаналитической практике — прим. ред.), потому что легко скатиться в самодовольный нарциссизм и прочие не самые эффективные установки.
Для адекватного самопознания нужен другой, который не винной гущей помажет (говорят, эту субстанцию использовали, чтобы скрыть лицо во время эксцентричных празднеств, посвященных, например, Дионису, — прим. ред.), а правду скажет — парресиаст.
И придется постараться, чтобы его найти. Парресиаст — это не профессия, не звание, не общественный статус.
Что интересно, возможности быть паррериастом лишены и царь, и раб — первый по причине высокого положения и отсутствия рисков (если ничего не грозит за сказанное — это уже не парресия), второй — по причине подчиненного положения и отсутствия гражданских прав.
В цикле «Управление собой и другими» Фуко ссылается на «Трактат о страстях» и говорит, что его автор — Гален — «не считает специалистом... этого другого, к которому надо обратиться — будь то... врач или философ... Речь идет о том, чтобы обратиться к любому человеку, лишь бы он был достаточно зрелым и достаточно хорошей репутации, а сверх того обладал определенной добродетелью. Эта добродетель — parresia, свобода речи...»
«Хороший парресиаст — человек, с которым у вас прежде не было никаких отношений...»
Парресия сопряжена с искренностью, критикой, опасностью и долгом. Например,
гражданин полиса считает должным критиковать представителя власти, если его поступки не соответствуют нравственному порядку. Это всегда риск — последствия могут быть очень серьезными: ему грозит наказание в виде изгнания или даже смерти. Однако «хороший правитель — тот, кто принимает все, что говорит ему парресиаст, даже если ему неприятно выслушивать критику. И в то же время он показывает себя в качестве тирана, если наказывает за сказанное».
Фуко приводит в пример текст «Горгий», отрывок, относящийся к «моменту... выхода на сцену Калликла, который, перечислив слабые места в речах Горгия и Пола, говорит: ладно, я скажу, скажу все до конца, не буду стесняться и робеть, как предыдущие ораторы. И он объясняет, как и почему можно творить несправедливости, не нарушая принципов разума...»
После этого Сократ обращается к Калликлу:
«— Будь душа у меня золотая, Калликл, обрадовался бы я или нет, как по-твоему, если б нашел один из тех камней, которыми берут пробу золота... а потом приложил бы к нему свою душу, и, если бы он подтвердил, что душа ухожена хорошо, мог бы я знать это наверное и другого пробного камня уже не искать?
— К чему ты клонишь, Сократ?
— Сейчас объясню. Мне кажется, что такую счастливую находку я и сделал [то есть нашел камень, который позволит испытать его душу. — М.Ф.], встретившись с тобой.
— Как так?
— Я полагаю, чтобы надежно испытать душу, правильно она живет или нет, надо непременно обладать знанием (epistēmē), доброжелательством (eunoia) и прямотой (parrēsia), и [как я вижу. — М.Ф.] ты обладаешь всеми тремя. Я часто встречаю людей, которые не могут меня испытывать по той причине, что не умны — в отличие от тебя...»
Бахвальство и холодные ванны
Парресия противопоставляется риторике, это не рациональное доказательство и не диатриба (хотя схожие черты имеются). И уж ни разу не речь льстеца.
Цитата из другого текста:
«Всякий раз, когда вы слышите, что многие хвалят некоего человека в городе, который якобы никому не льстит, то вначале установите, является ли он на самом деле тем, кем его представляют. Если вы увидите, что он все время проводит в домах богатых и могущественных людей, а иногда даже и царей, то имейте в виду: все, что вы услышали о нем, — неправда, ведь только лесть могла привести его туда...
Всякий выбирающий подобную жизнь не только не говорит правду, но, кроме того, предстает как совершенно порочный человек, любящий сильных мира сего и все, что этому миру соответствует: богатство, власть, почести, высокое положение в обществе...»
Гален, «Способ распознавания и лечения страстей, в том числе и своей собственной души»
Фуко ссылается также на трактат Плутарха «Как отличить друга от льстеца». Философ называет это сочинение «техническим», отвечающим задаче поиска истинного парресиаста.
«Все было бы очень просто, если бы льстецы были известны, если бы это просто были люди, которые хвалят вас ради того, чтобы их позвали на ужин... Навык хорошего льстеца заключается... в том, чтобы как можно больше походить на парресиаста. Настоящий льстец должен, как и парресиаст, быть тем, кто будет говорить вам неприятные вещи, кто скажет вам все как на духу и при этом на самом деле вполне может быть льстецом».
Тогда по каким критериям узнают льстивые речи? По мнению Плутарха, яркий признак — отсутствие четких правил поведения:
«Льстец берет пример то с одного, то с другого; он не является ни простым, ни единым, он составлен из разнородных и разнобойных частей; льстец — он как жидкость, которая переходит из одной формы в другую в зависимости от сосуда, в который ее наливают...
...Свидетельством является поведение больших льстецов и демагогов, величайший из которых — Алкивиад: в Афинах он устраивал розыгрыши, разводил лошадей и вел жизнь духовную и изящную. В Спарте стал груб, носил плащ и принимал холодные ванны. Во Фракии воевал и пьянствовал, а прибыв в Тиссаферн был сама роскошь, расслабленность и бахвальство, но всегда искал популярности и набирал голоса большинства, отождествляясь с ним и ему уподобляясь. Не так было с Эпаминондом или Агесилаем. Они, будучи знакомы с множеством людей, полисов и образов жизни, везде сохраняли один и тот же способ существования (ēthos), который подходил им в одежде, режиме (diaitē), языке (logō) и их образе жизни (biō)».
— а душа занятого «заботой о себе» — парресиаста. Он даст истинную — эта характеристика особенно примечательна — оценку желающему жить правильно.
Логично задаться вопросом: откуда такая уверенность в истинности этой оценки? Человек несовершенен, а ошибаться может даже мудрец — примерно такие шаблоны мышления подсказывает нам «здравый смысл». Фуко говорит, что в Древней Греции так вопрос не ставился:
«...Полагаю, было бы интересно сравнить греческую парресию и нововременную, картезианскую, очевидность. Со времен Декарта совпадение убеждения и истины должно, с нашей точки зрения, достигаться в определенном ментальном опыте, которым является очевидность. С точки же зрения греков, совпадение убеждения и истины достигается... в речевой деятельности, которую и представляет собой парресия...»
Убеждения паррисиаста истинны. «И не только для него, они просто истинны. Это и есть парресия».
Насколько я поняла из текста статьи и обсуждения вокруг неё, по-русски парресиасты можно перевести, как правдолюбы, которые говорят правду в глаза с риском навредить себе. Такого человека за сказанное могут изгнать из общества, начиная с простого избегания общения с ним и заканчивая отправкой на тот свет. В зависимости от статуса слушателя этой неприятной правды: родственник, друг, коллеги, однопартийцы или царь. Меня заинтересовали 2 параграфа в этом обсуждении и я ниже их публикую. Они менее всего засыпаны философскими спецтерминами и вполне понятны обычным людям, желающим найти способы своего гармоничного общения с людьми вокруг. Как говорить и слушать правду, чтобы себе не навредить, а пользу извлечь?

«Будь душа у меня золотая...»
Итак, «забота о себе». С точки зрения древнего грека эта этическая установка, нацеленная на «управление собой» в соответствии с нравственными ценностями и рациональными принципами, не реализуется без «познания себя» (gnōthi seauton, Γνῶθι σεαυτόν). А заниматься самопознанием исключительно в одиночку не следует (похоже на неприятие самоанализа в психоаналитической практике — прим. ред.), потому что легко скатиться в самодовольный нарциссизм и прочие не самые эффективные установки.
Для адекватного самопознания нужен другой, который не винной гущей помажет (говорят, эту субстанцию использовали, чтобы скрыть лицо во время эксцентричных празднеств, посвященных, например, Дионису, — прим. ред.), а правду скажет — парресиаст.
И придется постараться, чтобы его найти. Парресиаст — это не профессия, не звание, не общественный статус.
Что интересно, возможности быть паррериастом лишены и царь, и раб — первый по причине высокого положения и отсутствия рисков (если ничего не грозит за сказанное — это уже не парресия), второй — по причине подчиненного положения и отсутствия гражданских прав.
В цикле «Управление собой и другими» Фуко ссылается на «Трактат о страстях» и говорит, что его автор — Гален — «не считает специалистом... этого другого, к которому надо обратиться — будь то... врач или философ... Речь идет о том, чтобы обратиться к любому человеку, лишь бы он был достаточно зрелым и достаточно хорошей репутации, а сверх того обладал определенной добродетелью. Эта добродетель — parresia, свобода речи...»
«Хороший парресиаст — человек, с которым у вас прежде не было никаких отношений...»
Парресия сопряжена с искренностью, критикой, опасностью и долгом. Например,
гражданин полиса считает должным критиковать представителя власти, если его поступки не соответствуют нравственному порядку. Это всегда риск — последствия могут быть очень серьезными: ему грозит наказание в виде изгнания или даже смерти. Однако «хороший правитель — тот, кто принимает все, что говорит ему парресиаст, даже если ему неприятно выслушивать критику. И в то же время он показывает себя в качестве тирана, если наказывает за сказанное».
Фуко приводит в пример текст «Горгий», отрывок, относящийся к «моменту... выхода на сцену Калликла, который, перечислив слабые места в речах Горгия и Пола, говорит: ладно, я скажу, скажу все до конца, не буду стесняться и робеть, как предыдущие ораторы. И он объясняет, как и почему можно творить несправедливости, не нарушая принципов разума...»
После этого Сократ обращается к Калликлу:
«— Будь душа у меня золотая, Калликл, обрадовался бы я или нет, как по-твоему, если б нашел один из тех камней, которыми берут пробу золота... а потом приложил бы к нему свою душу, и, если бы он подтвердил, что душа ухожена хорошо, мог бы я знать это наверное и другого пробного камня уже не искать?
— К чему ты клонишь, Сократ?
— Сейчас объясню. Мне кажется, что такую счастливую находку я и сделал [то есть нашел камень, который позволит испытать его душу. — М.Ф.], встретившись с тобой.
— Как так?
— Я полагаю, чтобы надежно испытать душу, правильно она живет или нет, надо непременно обладать знанием (epistēmē), доброжелательством (eunoia) и прямотой (parrēsia), и [как я вижу. — М.Ф.] ты обладаешь всеми тремя. Я часто встречаю людей, которые не могут меня испытывать по той причине, что не умны — в отличие от тебя...»
Бахвальство и холодные ванны
Парресия противопоставляется риторике, это не рациональное доказательство и не диатриба (хотя схожие черты имеются). И уж ни разу не речь льстеца.
Цитата из другого текста:
«Всякий раз, когда вы слышите, что многие хвалят некоего человека в городе, который якобы никому не льстит, то вначале установите, является ли он на самом деле тем, кем его представляют. Если вы увидите, что он все время проводит в домах богатых и могущественных людей, а иногда даже и царей, то имейте в виду: все, что вы услышали о нем, — неправда, ведь только лесть могла привести его туда...
Всякий выбирающий подобную жизнь не только не говорит правду, но, кроме того, предстает как совершенно порочный человек, любящий сильных мира сего и все, что этому миру соответствует: богатство, власть, почести, высокое положение в обществе...»
Гален, «Способ распознавания и лечения страстей, в том числе и своей собственной души»
Фуко ссылается также на трактат Плутарха «Как отличить друга от льстеца». Философ называет это сочинение «техническим», отвечающим задаче поиска истинного парресиаста.
«Все было бы очень просто, если бы льстецы были известны, если бы это просто были люди, которые хвалят вас ради того, чтобы их позвали на ужин... Навык хорошего льстеца заключается... в том, чтобы как можно больше походить на парресиаста. Настоящий льстец должен, как и парресиаст, быть тем, кто будет говорить вам неприятные вещи, кто скажет вам все как на духу и при этом на самом деле вполне может быть льстецом».
Тогда по каким критериям узнают льстивые речи? По мнению Плутарха, яркий признак — отсутствие четких правил поведения:
«Льстец берет пример то с одного, то с другого; он не является ни простым, ни единым, он составлен из разнородных и разнобойных частей; льстец — он как жидкость, которая переходит из одной формы в другую в зависимости от сосуда, в который ее наливают...
...Свидетельством является поведение больших льстецов и демагогов, величайший из которых — Алкивиад: в Афинах он устраивал розыгрыши, разводил лошадей и вел жизнь духовную и изящную. В Спарте стал груб, носил плащ и принимал холодные ванны. Во Фракии воевал и пьянствовал, а прибыв в Тиссаферн был сама роскошь, расслабленность и бахвальство, но всегда искал популярности и набирал голоса большинства, отождествляясь с ним и ему уподобляясь. Не так было с Эпаминондом или Агесилаем. Они, будучи знакомы с множеством людей, полисов и образов жизни, везде сохраняли один и тот же способ существования (ēthos), который подходил им в одежде, режиме (diaitē), языке (logō) и их образе жизни (biō)».
Кошка ищет «целебную травку»
— а душа занятого «заботой о себе» — парресиаста. Он даст истинную — эта характеристика особенно примечательна — оценку желающему жить правильно.
Логично задаться вопросом: откуда такая уверенность в истинности этой оценки? Человек несовершенен, а ошибаться может даже мудрец — примерно такие шаблоны мышления подсказывает нам «здравый смысл». Фуко говорит, что в Древней Греции так вопрос не ставился:
«...Полагаю, было бы интересно сравнить греческую парресию и нововременную, картезианскую, очевидность. Со времен Декарта совпадение убеждения и истины должно, с нашей точки зрения, достигаться в определенном ментальном опыте, которым является очевидность. С точки же зрения греков, совпадение убеждения и истины достигается... в речевой деятельности, которую и представляет собой парресия...»
Убеждения паррисиаста истинны. «И не только для него, они просто истинны. Это и есть парресия».